Материалы:Игорь Петров. СУЩЕСТВОВАЛА ЛИ «ПАМЯТКА ГЕРМАНСКОГО СОЛДАТА»?
Читая выдержки из книги В.Р.Мединского «Война», я обратил внимание на такой отрывок:
«При раскопках немецких захоронений времен войны среди личных вещей немецких солдат находят инструкцию «Военная подготовка в войсках». «Помни о величии и победе Германии. Для твоей личной славы ты должен убить ровно 100 русских. У тебя нет ни сердца, ни нервов – на войне они не нужны. Уничтожив в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского; не останавливайся – старик перед тобой, женщина, девушка или мальчик. Убивай! Этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навеки».
Я попытался выяснить у исторического консультанта (или пиар-агента, порой их сложно различать) В.Р.Мединского источники этой цитаты. В ответ мне были предъявлены сразу три:
- статья в липецкой газете, на которую ссылается автор [книги «Война»]
- брошюра некоего жившего в нацистской Германии доктора юстиции Райберта «Военная подготовка в войсках»
- доклад Сталина 7 ноября 1941 года по случаю 24-й годовщины революции
Липецкая статья 2007 года даже расширяет изначальное утверждение Мединского:
Между тем, при раскопках захоронений в местах боев, в том числе и на территории Липецкой области, среди личных вещей немецких солдат находят листок-инструкцию под названием «Военная подготовка в войсках», изданная для солдат гитлеровской армии. Составил ее довольно известный в фашистской Германии человек — доктор юстиции майор Райберт.
Итак, этот «листок-инструкцию» и по сей день находят «на территории Липецкой области». Увы, никаких других подтверждений этому любопытному факту кроме утверждения оставшегося анонимным журналиста не обнаруживается.
Однозначно установить, кто связал листовку с «доктором юстиции майором Райбертом», непросто. Автором одного из первых текстов, в котором это словосочетание встречается, является Б.Н.Сопельняк. 9 мая 2006 года он писал:
«Передо мной уникальный документ: изданная в форме брошюры инструкция, которую несколько лет назад нашли в кармане погибшего немецкого солдата. Называется она «Военная подготовка в войсках», причем подчеркивается, что инструкция издана для солдат стрелковой роты, то есть для тех, кто непосредственно сталкивается как с вооруженным противником, так и с мирным населением. Составил ее довольно известный в фашистской Германии человек — доктор юстиции майор Райберт»
Здесь появляются новые утверждения: эту брошюру обнаружили «несколько лет назад» в кармане одного солдата (множественное число исчезло), более того, документ в момент написания статьи находился перед автором. Но кто же такой этот загадочный «доктор Райберт»? Имя полковника Вильгельма Райберта стало нарицательным для немецких солдатских книжек, которые до сих пор так и называются — Der Reibert. Книжки эти выпускались (и выпускаются по сей день) ежегодно и в десятках разновидностей. Проблема в том, что о присутствии разбираемой цитаты в «Райберте» ничего не известно не только немцам, но и советской пропаганде. И тут самое время обратиться к третьему указанному сотрудником Мединского источнику.
Не 7, но 6 ноября 1941 г. И.В. Сталин в докладе на торжественном заседании Московского совета депутатов трудящихся по поводу 24 годовщины революции говорил вот что:
Итак, источником становится вовсе не «Райберт», а обращение немецкого командования к солдатам, обнаруженное у убитого лейтенанта Густава Цигеля. У этого фрагмента сталинской речи есть предыстория и постистория.
Предыстория такова. 29 октября «Красная Звезда» опубликовала «Документы о кровожадности фашистских мерзавцев»:
а на следующий день вынесла цитаты из них в передовицу:
Итак, изначально источник именовался «Памятка германскому солдату». Любопытно, однако, другое. «Красная Звезда» оба раза говорит о Густаве Щигеле. Кто-то (по всей видимости, референты, готовившие речь Сталина) превратили загадочную для немецкого уха фамилию Щигель в широко распространенную Цигель (Ziegel). Под этим именем лейтенант из Франкфурта-на-Майне и вошел в историю.
Последующие события излагает в своих мемуарах главред «Красной Звезды» Ортенберг:
«Самым большим событием была, конечно, весть о традиционном торжественном заседании Моссовета совместно с партийными и общественными организациями Москвы. О том, что оно состоится, я узнал еще 5 ноября, а пригласительный билет получил лишь в полдень 6 ноября. Считал не часы, а минуты, оставшиеся до начала. На станцию метро «Маяковская», где должно было состояться это заседание, отправился пораньше [...]
Прибывает поезд метрополитена. Все поворачивают головы в его сторону. Движение обычных поездов по этим рельсам — в противоположном направлении: значит, прибыли члены Политбюро и московские руководители.
Они располагаются за столом, накрытым красной скатертью. Сталин в кителе с отложным воротником, без знаков различия и орденов. Выглядит он несколько постаревшим, не таким, каким мы привыкли его видеть до этого. Выражение лица, однако, спокойное, взгляд сосредоточенный. Поднявшись на трибуну, заговорил ровным, глуховатым голосом. Изредка, правда, возникают паузы, будто он не читает подготовленный заранее текст, а импровизирует, подбирает тут же нужные слова.[...]
Когда Сталин коснулся в своем докладе людоедской политики и практики нацистских палачей, я уловил нечто очень мне знакомое. И тут же вспомнил одну из недавних наших публикаций: «Документы о кровожадности фашистских мерзавцев, обнаруженные в боях под Ленинградом у убитых немецких солдат и офицеров». Эти документы прислал в редакцию наш спецкор из 4-й армии, воевавшей на Волхове, Михаил Цунц. Их было пять. Публиковались они с рубриками: «Документ первый», «Документ второй»... Самым чудовищным был «Документ первый» — «Памятка германского солдата». Обнаружили эту «Памятку» в полевой сумке убитого лейтенанта Густава Цигеля [sic!] из Франкфурта-на-Майне. Вот какие содержались в ней поучения, адресованные солдатам вермахта:
«У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание — убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик, — убивай, этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее твоей семьи и прославишься навеки».
Этот документ был воспроизведен в докладе Сталина дословно. После чего Верховный главнокомандующий сказал:
«Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР. Что же, если немцы хотят иметь истребительную войну, они ее получат».
Не буду скрывать, что всех работников «Красной звезды» обрадовало, что материалы, добытые нашим корреспондентом, включены в столь важный документ партии. Но день или два спустя вдруг звонит мне А. С. Щербаков и строго спрашивает:
— Откуда вы взяли документ Цигеля?
Я ответил.
— Документ у вас?
— Нет. Мы получили его текст по бодо. Есть только телеграфная лента. Оригинал должен быть у корреспондента.
«Должен быть...» Эта формулировка не удовлетворяла секретаря ЦК. Он объяснил, что аккредитованные в Советском Союзе иностранные корреспонденты поставили под сомнение подлинность документа, приведенного в докладе Сталина. Надо, сказал Александр Сергеевич, во что бы то ни стало немедленно доставить «Памятку» в Москву.
Мы сразу же стали разыскивать Цунца. С 4-й армией связаться не удалось. Послали запрос в Ленинград, нет ли Цунца в войсках Ленинградского фронта. Там его не оказалось. А мне по два-три раза в день звонит заместитель начальника Совинформбюро С. А. Лозовский, которого одолевали иностранные корреспонденты: им было обещано показать подлинник документа.
Цунца мы наконец разыскали, но, увы, документа у него не оказалось; он передал «Памятку» в 7-е отделение политотдела армии, а там в суматохе отступления ее потеряли. Где же выход?
Цунц понимал, что «Памятка», попавшая в его руки, не могла быть единственной, ее наверняка распространяли если не во всех, то во многих частях противника, сосредоточенных на Волхове. Были спешно просмотрены груды трофейных документов в полках, дивизиях и разведотделе армии. И нашли, да не одну, а несколько таких «Памяток». Цунц тут же вылетел с ними в Москву, и они были предъявлены иностранным журналистам»
Увы, несмотря на мемуарный хэппи-энд, в реальности найденные оригиналы «Памяток», по всей видимости, куда-то затерялись, а обстоятельства их обнаружения забылись. В сборнике 1943 года «Документы обвиняют» снова фигурирует Густав Цигель, а о «нескольких найденных памятках» нет ни слова. В дальнейшем карьера Цигеля (в девичестве Щигеля) сложилась более чем успешно, он добрался даже до школьных учебников истории.
Отметим, что шаблон «документы, найденные в кармане убитого/взятого в плен» широко использовался в пропаганде обеих сторон. Приведу в качестве примера статью П.Н.Краснова в «Парижском вестнике» 27.02.43:
Другой пример: 9.06.43 г. Геббельс в своем дневнике записывает, что изготовленное его сотрудниками обращение Сталина к командирам Красной Армии о роспуске Коминтерна будет найдено у взятого в плен большевистского полковника.
Но вернемся к Цигелю. В 1984 г. немецкий историк Ханс-Хайнрих Нольте писал в опубликованной в сборнике «Unternehmen Barbarossa» статье «Die erste Phase des Zweiten Weltkrieges und der deutsche Uberfall auf die Sowjetunion in Schulbüchern der UdSSR und der Bundesrepublik Deutschland»:
«Инструкция, о которой говорит советский учебник, автору неизвестна. Приказ «О применении военной подсудности в районе Барбаросса», приказ о комиссарах, генеральный план Ост достаточно преступны, к чему это преувеличение, доходящее до безумия? [...] Для истории пропаганды второй мировой войны было бы важно знать, какой текст использовал Сталин или его помощники. Возможно, это были полемически искаженные «Указания о поведении войск в России», возможно другой текст»
Не со всеми тезисами Нольте в этой статье можно согласиться. К примеру, он пишет, что приказа о массовых убийствах не могло быть уже потому, что это понизило бы боевую мораль вермахта. Сегодня мы знаем, что вермахт участвовал в массовых убийствах, в частности, в убийствах военнопленных. Нольте также видит параллели между текстом «памятки» и знаменитой статьей Эренбурга «Убей». Мне скорее видится сходство с текстом листовки, авторство которой Эренбургу приписывают:
(ср. Уничтожь в себе жалость и сострадание убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. и Убивайте, убивайте! Нет такого, в чем немцы не были бы не виновны — и живые, и еще не родившиеся!)
Но в одном немецкий историк совершенно прав: пока оригинал «Памятки германского солдата» не будет обнаружен в российских или немецких архивах, ее следует считать изобретением советской пропаганды. В 1941 г. ее тиражирование диктовалось военной ситуацией, в 2010 г. ее тиражирование выдает лишь неумение автора работать с историческими источниками.